Кладоискательство и черная археология в современной России
Всего четыре десятка километров от Петербурга. Привычный пейзаж Ижорской равнины – бескрайние поля под бирюзовым небом, расчерченным проводами высоковольтных линий, с аккуратными дачными домиками, водонапорными башнями и неизменным ельником на горизонте. По ухабистой грунтовке проносятся, поднимая тучи пыли, редкие грузовики. Неустанно трещат кузнечики, тоже, кажется, одуревшие от июльской жары.
Посреди поля – приметная рощица. Почему-то объезжали ее все эти годы колхозные трактора, не раскорчевали и не распахали, хоть и нелепо красуется этот островок леса среди пашен. Камней с поля навалили – это да, кустарником непролазным зарос он по краям, но словно какая-то сила сохраняла его от топора и сохи дореволюционного пахаря, от бензопил, культиваторов и прочих чудес современного машиностроения.
Шведские могилы. Еще не так давно каждый деревенский мальчишка знал, почему не трогают крестьяне эту рощу. А уж старики могли до бесконечности рассказывать про золотую карету шведского короля, храбрых воинов Александра Невского, петровских солдат и царскую дорогу, по которой ездили на охоту чуть ли не все цари-императоры. До наших дней цепко держатся в народной памяти загадочные «шведские могилы». И невдомек им, даже самым ветхим старожилам, что вовсе не шведы лежат под этими могильными холмами…
Подходим ближе. Стелется под ногами густое разнотравье, вот уже ясно видны замшелые валуны по краю рощицы. Переваливаемся через них, еще рывок – и преодолен густой барьер бузины… но что это? Как будто наизнанку вывернуто древнее кладбище, и не хочется верить собственным глазам. На скрытом от людских глаз пятачке – поистине адская картина: изрыты бесконечными ямами, кажется, все до единого курганы, вывороченные горы земли увенчаны кучами человеческих костей. Руки, ноги, ребра… Пробитые лопатами черепа насажены на ветки, пустые черные провалы глазниц, ощеренные челюсти… Прямо из отвала глядит на нас миниатюрный череп ребенка лет 10–12.
И не отдаленная глухая окраина огромной страны, и вроде не затерянная в джунглях Амазонки деревня каннибалов, и не фашистский лагерь смерти. Полчаса на машине от культурной столицы, десять минут пешком от ближайшей железнодорожной платформы! Из этой-то самой столицы, через эту самую платформу и приехали сюда те, кто присвоил себе право разрушать и грабить наследие всего российского народа. Грабители могил, мародеры, оснащенные по последнему слову техники поставщики черного рынка древностей – характерное и, увы, ставшее привычным явление современной российской действительности. Позорное, постыдное явление, в котором, как в зеркале, отразился нравственный упадок постперестроечного общества. Что же это за страна, где не святы уже и могилы предков? Ведь именно древнерусские крестьяне, первыми заселившие и освоившие наш Северо-запад, покоятся под этими курганами. Именно они своим трудом создали Новгородскую Русь, своей кровью отстояли ее от немецких и шведских рыцарей. Понятен интерес к той далекой эпохе, к ее реликвиям. Но разорение могил – непонятно. Непонятна оголтелая, безудержная погоня за наживой, что движет новоявленными вандалами. Скромные украшения, предметы быта, оружие, находимые в курганах, уже давно имеют свою рыночную стоимость. Каждый желающий в Петербурге за вполне умеренные деньги может приобрести себе браслет, топор, копье времен Александра Невского или Дмитрия Донского. Спрос породил предложение, и каждую весну в поля отправляются десятки охотников за древностями.
Так называемое «кладоискательство» – распространенное в наше время хобби. Конечно, не все искатели – потенциальные грабители могил. Не все, но большинство. Одни прекрасно осознают преступность собственных действий, но корысть и разбойничий азарт пересиливают в их мозгах здравый смысл. Другие, как бы не отдавая себе отчета в том, что делают отнюдь не благое дело, исподволь выстроили целую систему самооправдания. Попытайтесь доказать такому искателю, что он не прав, что действия его губительны для русской истории, русской культуры – в ответ вы услышите, с незначительными вариациями, набор стандартных доводов.
«А мы могилы не копаем» – ответит он. Врет. Нагло и беззастенчиво. Еще как копают! Правда, не всякий из них отважится раскопать известный памятник археологии, но если случайно выявится неизвестный могильник, не включенный в свод памятников, если на поле вдруг металлоискатель выявит погребение с вещами – ни один из них не остановится и не побежит сообщать в археологическое учреждение. Выкопают и продадут все до последней бусины. И плевать они хотели, что своими действиями навсегда вычеркнули страницу родной истории, которая уже никогда не будет написана. Что обокрали прошлое своего народа, своей страны.
Или вот такой пример. Многие древние могильники в прошлом столетии сильно пострадали от хозяйственной деятельности – курганные насыпи их снесены распашкой или при строительстве. Визуально, на поверхности земли, такой могильник не опознается, в сводах органов по охране памятников значится разрушенным и как памятник археологии, стало быть, с формальной точки зрения не существует. Но снос насыпи еще не означает уничтожение того, что под ней находится. Вот такие-то могильники и составляют предмет вожделения охотников за древностями – и, вроде, не памятник, и находок масса. Этим промышляют все они без исключения.
Следующий шаг на пути эволюции безобидного искателя в мародера – уцелевшие могильники, стоящие посреди пахотного поля. В них десяток-другой курганов по краю неизбежно попадал под распашку и сейчас так же формально не существует. Прошелся с металлоискателем по краю – вроде и на памятник не влез, и нарыл всяких-разных артефактов. Хотя, если разобраться, это уже прямое вторжение в охранную зону. В том беда, что зона эта, как и сам памятник, никем не охраняется, а зачастую и не установлена вовсе.
Идем дальше. Поле – это неконтролируемый азарт, и ведет искателя совершенно непреодолимая сила, перед которой (любой, хоть раз бравший в руки прибор, с этим согласится) часто отступают доводы рассудка. И вот наш герой уже бродит, как бы невзначай, между вполне сохранившихся курганов, а потом и взбирается на них, «просвечивает» насыпи – сначала отвалы чужих грабительских раскопов, потом и нетронутые предшественниками насыпи… В итоге памятник украшен десятком свежих шурфов, а новоиспеченный мародер-уголовник, возвышаясь над пирамидой грязно-коричневых костей, гордо держит в перемазанных лапах ржавую секиру. Или браслет. Или копье…
Но существуют не только погребения. Есть еще и места древних поселений, тоже ценнейшие археологические памятники. «Прочесывание» их с металлоискателем вообще воспринимается мародерами как норма, хотя и попадает под действие статьи 243 УК РФ. Вот этим уж промышляют все они до единого. Стало быть, все – уголовники.
«Археологам можно, а нам нельзя?» - это уже ближе к делу. Хотя бы признал, пусть косвенно, что творит гадости. Да, археологам можно, а вам нельзя. Пусть и шаблонно звучит эта фраза, но все же история принадлежит народу, а не отдельным корыстолюбцам, пытающимся жить «с лопаты». И единственный способ общественного владения историческими артефактами – это хранение их в общедоступных коллекциях. Апологеты кладоискательства утверждают, что история долгое время полностью принадлежала узкому, закрытому сообществу ученых, что она пропахла плесенью музеев и пылью книжных полок. И лишь теперь, с массовым распространением кладоискательства, народ может сам, без ученых посредников (которые, будто бы, и есть настоящие мародеры, делающие деньги из истории) прикоснуться к своему прошлому. Каково, а? Вывернуть все наизнанку и подать под нужным соусом – вполне в духе доктора Геббельса. Чем нелепее и грубее ложь, тем легче ей поверят. И многие, «по малоумию зело легковерны еси», принимают этот довод как истину.
Книги, которые мы читаем, учебники, по которым учатся наши дети, написаны отнюдь не кладоискателями. Вовсе не они многолетними полевыми изысканиями создавали и пополняли археологические коллекции Государственного Исторического Музея, Эрмитажа, многие другие экспозиции, которые элементарным фактом своего наличия доказывают древнюю и богатую историю народов России. И уж тем более не они посвятили годы жизни изучению этих коллекций, бескорыстному служению истории. Не они сводили воедино разрозненные факты, позволившие узнать о различных сторонах жизни наших предков, излагали результаты своих трудов на страницах книг и журналов, чтобы сделать доступными всем желающим. И уж точно не им судить о том, кто вправе распоряжаться бесценным культурным достоянием – памятниками археологии.
Что же касается мнимой пользы, которую якобы приносит «живое общение с историей» посредством кладоискательства и коллекционирования, здесь следует разобраться досконально. Несколько тяжеловесно, но предельно конкретно пишет на этот счет археолог С.В. Гусев:
«В основе идеологии современных грабительских раскопок лежит эклектический, или барахольный, постмодернизм, по сути, поддельный модернизм, лучше всего приспособленный к существованию в эпоху современного капитализма в России, с его свободным рынком. Происходит смешение всего и вся: стремление к обращению к корням с элементами интерьера в доме или элементами одежды переплетаются с посещением Макдональдса, а уж обладание древнерусскими браслетами или гривнами и подавно, по мнению таких эклектирующих постмодернистов, буде они на витрине домашнего музейчика, отражают истинные народные корни и патриотизм их обладателей. В то же время, мерилом здесь являются деньги – чем больше коллекция и древнее предметы, тем значимей патриотизм и постижение корней родной культуры их обладателями. Вкусы и потребности включаются в оборот рынка древностей и обслуживаются непосредственно рыночными способами. Обладатели древних предметов создают себе, а часто перенимают созданные антикварами образы: практически налицо потребление образов. Коллекционеры собирают образы, поглощают их и практически не создают ничего нового. В отличие от них, археологи включают абстрактные предметы в рамки действительности (с тем или иным успехом) и представляют предметы на всеобщее обозрение или обсуждение».
Сообщество ученых никогда не было закрытым. И музейные коллекции, и летописные страницы говорят живым языком, который надо лишь научиться понимать. Читай, думай, анализируй, общайся – ни один специалист не откажет в консультации – и ты поймешь, что слова о всенародной принадлежности исторического знания – не пустой звук. Для каждого, кто заинтересовался историей, ее мир открыт. Если же тебе лень напрягаться, вдумываться, если за стеклом музейной витрины ты видишь не исторический источник, а вещицу, имеющую свою рыночную цену – в этом, вообще-то, виноваты уже не ученые.
Нравится копать и получать за это деньги – иди в поденщики на стройку и копай канавы. И платят там, поверь, неплохо.
«Но взгляните: все же и так раскопано до нас! Надо забрать оставшиеся вещи, потому что если не заберем мы, придут другие и заберут или застроят домами». Наконец-то признался откровенно и полностью, во всем и сразу. По аналогии со старой детской сказкой про капитана Врунгеля: чтобы спасти китов от вымирания, надо их всех истребить – тогда и вымирать будет некому. Логика вполне идиотская. Культурное наследие разрушается у нас на глазах. Давайте же ускорим его гибель, чтобы снять с себя ответственность за его сохранение? Абсурд.
«Это все никому не надо – лежит и гниет, а народу в большинстве своем нет дела до всякой там истории». Но если кто-то написал эту статью, кто-то ее читает – значит, кому-то все-таки есть дело? Народ, не знающей своей истории, теряет идентичность и обречен на гибель.
«А вот в Англии… там археологи с кладоискателями заключили этакое джентельменское соглашение» – но кто из наших отечественнх искателей согласится его выполнять? И не выход это – полумера.
«Черная», или «любительская археология» – не безобидное увлечение любознательных краеведов. Это серьезное правонарушение, симптом глубокого нравственного кризиса, поразившего современное российское общество. Только силовые меры здесь не помогут. Будем надеяться, что страна преодолеет этот постыдный этап, сойдет пена пореформенной вседозволенности, и люди наши наконец осознают ценность того, что досталось нам по праву исторической преемственности.